Сновида

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Кира Сапгир
Париж, Франция


Когда говорят о шахматах, мне вспоминается одна история…
Но прежде чем ее рассказать, хочу признаться: я обожаю шахматы столь же пламенной любовью, сколь и платонической. Многие пытались научить меня играть в эту игру – но получалось у меня всего два хода. Зато они, эти два хода, получались такие гениальные, что учителя, затаив дыхание, широко открывали глаза и говорили: «Надо же…»
А потом – все! Я оставалась безнадежно парализованной перед доской, на которой только что началась, – ЖИЗНЬ! И какая жизнь! Вот бьется в агонии, как у Пикассо в «Гернике» вороной конь, а король, дрожа, завернулся в мантию, от ужаса закрыв лицо руками… И тура обрушилась, а ведь как была крепка твердыня! А все отчего? Какая-то чернь, какая-то пешка, серость – и вдруг начала грозить этому великолепному войску, этому черно-белому четкому миру. И я вижу, как из-за плебейской этой пешки этот мир необратимо меняется – но он меняется вообще все время, меняется, по нему бродят тени, он полон символов, контекстов, подобно китайским иероглифам, живущим по тем же законам – также меняют свой универсум в зависимости от соседства – то поле, то дырка, рыба, небо, тряпка или колесо…
И то же самое – когда гадаешь на картах: так и плавают смыслы, черные, красные, и вот уже тень падает на короля червей – твоего короля… а вредный валет бубен уж несет неблагую весть, которую вскоре раструбит чернь шестерок… Не думайте, что это уход в сторону от темы – это просто ход конем, имеющий к шахматам непосредственное отношение, и это вскоре станет ясно.
Итак, спускаясь однажды вниз по винтовой лестнице своего старого парижского дома, я на площадке обнаружила кота. Он был из чугуна, ажурного литья, с насмешливой мордой. Внутри был патрон, наверно для подсвечника… Откуда он у нас на лестнице взялся? Гулял сам по себе, вот и пришел, решила я и положила кота в свою сумку.
Кот оказался довольно тяжелым, поэтому мне стало лень заносить его к себе, заселять у себя в квартире. И я решила отнести кота к соседке Аиде. Соседка жила напротив.
– Откуда ты взяла ЕГО?! Это же ОН! Я его ищу давным-давно, обошла весь город! – вскричала Аида. И вот что мне она сообщила: она давно собирается на Монпарнасское кладбище, на могилу великого шахматиста Алехина, почитаемого ею. Алехин был страшно одинок, у него никого не было на свете, кроме кота. И кот сидел всегда возле него, прямо на столе, во время всех чемпионатов.
читать дальшеМы отправились втроем на Монпарнасское кладбище, я, она и кот из чугуна. Пришли на могилу, накрытую мраморной плитой в виде доски для шахмат – и расстроились. Плита оказалась разбитой – за год до того, когда над Францией пронесся ураган… Мы поставили чугунного кота на разбитый шахматный мрамор. Выпили по наперстку земляничного пиренейского ликера и ушли. Было это 1 ноября, в День всех Святых. Год спустя мы пришли навестить Алехина и кота. Доску к тому времени поправили – постаралась Мировая ассоциация шахматистов. Но кота не оказалось.
– Не расстраивайся, что он ушел. Раз ушел, значит придет, – решила я, и так оно и случилось. На Атлантике, на острове Ре, где пляшут феи в лугах, заросших цикутой, а ветры разгоняют тучи, я встретила чугунную кошку. Немного помельче, из узорного чугуна и с тем же подсвечником-патроном. Она стояла в антикварной лавке и смотрела с очень загадочным видом. Нечего и говорить, что я купила ее и отвезла в Париж, где мой кот даже подошел к ней поприветствовать и был разочарован отсутствием реакции с ее стороны.
Близился новый День всех святых. Я пригласила Аиду к себе.
– Но откуда она у тебя! – вскричала она.
– Я же говорила: как ушла, так и придет.
И мы опять оказались на кладбище, где похоронены всякие замечательные люди – например, есть могила великого французского морепроходца, который умер не во время кораблекрушения, а во время банальной аварии одного из первых поездов, который шел в Нант…
На сей раз мы оказались во всеоружии. Мы поставили кошку на шахматное надгробие, задрапировав ее какими-то кустиками, затем достали банку, где был цемент, и бутылку с водой.… В общем, мы закрепили намертво кошку на могиле Алехина и вновь выпили ликера, и потом пошли на Монпарнас в кино. И это был очень мягкий и нежный день – День всех Святых, когда мертвые, по слухам, бродят по кладбищенским аллеям, смешиваясь с посетителями…
И мне было жаль чугунную кошку с вольной Атлантики, которая больше не сможет сбежать. С тех пор я туда больше не хожу – по двум причинам: страшно, что кошка опять ушла – и что она там осталась.
На прощание напомню, что в Индии существует особая игра в шахматы – игра после мата. Ее правила утеряны либо хранятся в тайне. Но мне кажется, что при такой игре можно все: например, устраивать из шахматных фигур хоровод, баюкать, бросаться ими друг в друга.
И все это весьма напоминает постмодернизм.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь пройти – не поле перейти.
Борис Пастернак.


- Лоллий, поедешь со мной в Переделкино? Нас ждет Пастернак.

Эта фраза прозвучала в здании Комитета по радиовещанию и телевидению, а точнее – у дверей редакции вещания на Италию. Серджо д’Анджело, недавно прибывший из Рима в помощь нашему стилисту, Владлену Владимирскому, по совместительству работал на издательство Фельтринелли. Он отыскивал в журналах новые публикации, которые могли заинтересовать его босса – Джанджакомо Фельтринелли, и отсылал их в Италии. Иногда это были редкие издания книг двадцатых годов, исследования критиков и филологов. На сей раз Серджо, редактируя переводы Владимирского о новинках, которые готовятся в будущем году в толстых журналах, отыскал там сообщение, что в 1956 году готовится к изданию роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». «Как я могу позвонить автору? Эта вещь может пригодиться Фельтринелли».- «Возьми справочник Союза Писателей», посоветовал я. И вот Серджо договорился с писателем и предлагает нам вместе отправиться к нему на дачу. Предложение лестное, но я дежурю по редакции, а это – сплошная беготня. «Поезжайте с Владленом».

Они возвратились возбужденные. Серджо прижимал к груди объемистую папку. Это была рукопись романа « Доктор Живаго». На следующий день он вылетел в Берлин. Там, в метро, почти как конспиратор, передал ее из рук в руки своему издателю. Из России Живаго перекочевал в Западную Европу.

Ни я, ни Владлен Владимирский, наш переводчик-стилист, не подозревали, что за этим последует.

Впрочем, в суматохе хлопотного дня мимоходом сказанные слова застряли в памяти.

- Смелый человек.

Их сказал своим петушино-осипшим голосом Серджо, в заключение рассказа о поездке к Пастернаку.

- Я сказал, что представляю в Москве коммунистическое издательство Фельтринелли, что роман для нас представил бы интерес. И когда Главлит даст добро на публикацию, нам хотелось бы иметь копию рукописи, чтобы заблаговременно и качественно ее перевести. «Ну, что я буду гонять вас туда-сюда, - ответил писатель. – Берите рукопись прямо сейчас и переводите себе на здоровье». И вынес папку. Смелый человек.
- Чего тут смелого? – спросил я дома отца. Тот внимательно посмотрел на меня и покачал головой.
- А то, сынок, что Пильняк, когда передал рукопись за границу, сильно пострадал из-за этого.

Отец, писатель и «сиделец», полгода проведший в 1938 г. на Лубянке под следствием, знал жизнь получше меня.

читать дальше

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра