Ветер смерти унёс шелуху слов,
выдул внутри пазуху пустоты,
а меня, нырнувшего в прорубь снов,
даже там редко навещаешь ты.
Да и что там делать в этом моём сне:
ну, обнимешь, ну, пару знакомых фраз
пробормочешь, и то непонятно - мне
или так, никому - и молчанье обстанет враз.
Хуже нет твоего молчания, хуже нет.
Ты не хочешь множить монблан чепухи
или так громадно молчит тот свет,
что словесной в нем не сыскать трухи?
Как же мне вмолчаться теперь в твои
бестелесные дали и голые стертые дни?
То ли новый отбойный язык придумать, слои
небытия сбивающий, то ли
пробурить картинку, манившую глаз,
и внедриться в родные отныне тебе пласты.
Но закрыт живущему этот лаз,
сколько б он ни пытался марать листы,
воссоздать пытаясь любимый тобою скрип
авторучки или буковок-клавиш стук,
лишь теперь понимая, как безнадежно влип
(помнишь, шли под карнизом корявых лип?)
в эту видимость, в слово и просто в звук.
Валерий Черешня