Хорошая книга:
www.vavilon.ru/texts/klekh1-1.html40 лет – это как Бологое, на полпути, со смертью на рельсах в конце, по расписанию... Обе столицы видны отсюда. Царский палец лежал здесь на линейке. Кто не упал здесь с верхней полки, будет жить долго.
Только, как в безумном чаепитии, меняешь место, пересаживаясь в кресло отцов, – и на том, на котором сидел прежде ты, впервые закурившим при старших подростком, на нем сидит теперь твоя почти совершеннолетняя дочь. И какое-то время ты ничего не можешь понять, потому что там, где у тебя была правая рука, теперь, вроде, левая, – что-то развернуло тебя таким образом, сложило для тебя правое и левое вдвое так, что ты потерял способность и саму надежду когда-нибудь их различить.
читать дальше Теперь уже ты знаешь, что это зеркала поглощают то время, которое излучают звезды. Когда одно такое зеркало объестся временем до отвала и будет переваривать то, что было тобою, как спрут, – его занавесят. Напрасно, пытаясь не думать о времени, ты затыкаешь уши ватой, – и все равно, когда начинает светать, просыпаешься – головокружа, – как пьяный. Ведь однажды ты уже был бессмертен и жил среди полубогов и великанов. И это было детство. В нем не было почти вещей, притертых к твоим размерам, кроме твоих игрушек и одежек. Мир был в 10, в 100 раз огромнее и угловатее, чем сейчас. На свои вопросы ты получал одни невероятные ответы: что в древности все люди пели, а не разговаривали, или что все немые – люди нечеловеческой силы.
Разгадка детства ведь также проста – как какой-то оптический фокус, лупа, скажем, или перевернутый бинокль, но с чуть большим количеством и протяженностью коленец между окулярами, с линзами чуть большей кривизны – помесь перископа с лабиринтом. Как же узнавать нам теперь эти нищенские комнаты и города, если увеличившись в 10 раз, мы во столько же раз уменьшили мир, он высох, как сердцевина прошлогоднего ореха, и потерял над нами свою власть и непререкаемый авторитет. Так и из жизни вырастаешь, как из надоевших игрушек. Что это было? Шумливая горная речка с галечными островами, пять ресторанов и столько же кинотеатров ("Комсомолец", "Космос", им. Ивана Франко – с красным, голубым и малым залами...), низкорослые вокзал и аэропорт, пионерский парк, Гагарин, 1-я школа... сейчас сблюю...
Время пересыхает, как влага. Чуть дольше задержавшись на одном месте, оставляешь после себя кучу песка, опилок. Мутация клепсидры в песочные часы. День. Ночь. Невидимый прибой выносит и оставляет на песке все новые ошеломленные и недоумевающие поколения.
Не так давно и ты прятал за щеку что-то подобранное на улице, как теперь твой несмышленый сын, – так же томился собственным телом, учился держать счетные палочки в пальцах, различать слова, сердился на вещи, – боже, какой чудовищный перерасход энергии, какая расточительность природы, – чтобы к тридцати почувствовать себя нигде, а к сорока – никем, не понимающим ничего. Никто, не понимающий ничего.
Выдумки, выдумки...