Еще один откат в историю к событиям, о которых не было упоминания в советских учебниках и никогда не будет в российских, о которых предпочитают замалчивать.
militera.lib.ru/bio/savchenko/02.htmlГлавнокомандующий Муравьев: «... Наш лозунг — быть беспощадными!»
читать дальшеОн, не колеблясь, расстреливал украинских повстанцев и в то же время провозглашал идеи социальной революции и справедливости. Он критиковал «кремлевских диктаторов», хотя сам установил режим кровавого террора в Киеве и Одессе. В 1918 году он мечтает стать «красным Наполеоном», оказавшись одним из вождей молодой Красной Армии. Его превозносят, как «победителя Украины и Бессарабии», его способности считают исключительными, а будущее — славным. Ленин стремился «использовать его превосходные боевые качества», хотя он выигрывал только такие сражения, в которых его силы превосходили силы противника минимум в три раза...
...С особой жестокостью подавляет Муравьев попытку восстания юнкеров в Петрограде. Он отдал приказ безжалостно расстреливать восемнадцатилетних юнцов военного училища, которое сам четырнадцать лет назад окончил. Твердость пригодилась Муравьву и в подавлении «винных бунтов», которые возникали то тут, то там в Петрограде ноября 1917 года...
...Став «щитом и мечом» Советской власти, Муравьев помогает устоять этой власти в первые недели существования, когда она была шаткой и распространялась только на столицу. Однако «особые заслуги» Муравьева показались небезопасными Ленину. Он-то и разглядел тогда в Муравьеве кандидата в Наполеоны, кандидата в «могильщики революции». Ленина раздражал и авторитет Муравьева среди солдатских масс, с которыми бывший боевой офицер и нынешний революционер умел общаться.
«Военный заговор» всюду мерещился большевикам, и Ленин, опасаясь влияния Муравьева в столичном гарнизоне, быстро находит ему «архиважное задание», исполняя которое Муравьев мог сломать себе шею. Необходимо было также отослать Муравьева подальше от столицы, чтобы оставить левых эсеров без их главного «военного козыря». ( В конце 1917 года левые эсеры поделили с большевиками кресла народных комиссаров и места во ВЦИКе Советской России.)
В ноябре 1917 года ленинское правительство признало Украинскую народную республику. Но менее чем через месяц стало ясно, что без украинского потенциала, и особенно хлеба, будущее советской власти станет проблематичным. В декабре 1917 года, на I Съезде Советов Украины с Харькове, было создано марионеточное советское правительство Украинской советской республики. Это правительство провозгласило создание Советской Украины и фактически привело российские большевистские войска на Украину.
Но украинские большевики смогли только «провозглашать», а реальная власть в восточной Украине скоро перешла к группе военных, прибывших для ликвидации «украинского сепаратизма».
В первых числах декабря 1917 года в Москве уже были разработаны планы нападения на Украину и борьбы против мятежных казаков Дона. Антонов-Овсеенко писал: «У нас было продолжительное совещание, в котором участвовали Антонов, Муравьев и Муралов... Были разложены карты на полу, и мы лазили по полу целыми днями. Мы выработали планы действий против калединских войск, а также против Центральной Рады».
Этот план поначалу не предполагал затяжной войны против Украинской республики. Цели были скромнее: овладеть Южной железной дорогой Харьков — Симферополь, а главное — предотвратить возвращение с фронта на Дон вооруженных казачьих частей. Планировалось захватить Екатеринославскую губернию с Донбассом и Таврию при оборонительном заслоне со стороны Полтавы и Днепра... О ликвидации Украинской народной республики тогда еще даже и не мечтали...
В Харьков прибыли отряды балтийских матросов, красногвардейцы Питера и Москвы под командованием бывшего царского полковника Егорова, барона Сиверса и левого эсера Саблина. Это были части и руководители, к которым Ленин не испытывал особого доверия: анархисты-матросы, левые эсеры, деморализованные реквизициями и пьянством солдаты, которые были практически неуправляемы... Этим воинством командовал В. Антонов-Овсеенко, но разрабатывал все военные операции начальник его штаба Михаил Муравьев (Антонов-Овсеенко и Муравьев прибыли в Харьков И декабря 1917 года).
Со временем Антонов-Овсеенко, в своих воспоминаниях «Записки о гражданской войне», оставит такой портрет Муравьева: «Его сухая фигура, с коротко остриженными седеющими волосами и быстрым взглядом — мне вспоминается [49] всегда в движении, сопровождаемом звяканьем шпор. Его горячий взволнованный голос звучал приподнятыми верхними тонами. Выражался он высоким штилем, и это не было в нем напускным. Муравьев жил всегда в чаду и действовал всегда самозабвенно. В этой его горячности была его главная притягательная сила, а сила притяжения к нему солдатской массы несомненно была. Своим пафосом он напоминал Дон-Кихота, и того же рыцаря печального образа он напоминал своей политической беспомощностью и своим самопреклонением. Честолюбие было его подлинной натурой. Он искренне верил в свою провиденциальность, ни мало не сомневаясь в своем влиянии на окружающих, и в этом отсутствии сомнения в себе была его вторая сила... Вообще этот смелый авантюрист был крайне слабым политиком. Избыток военщины мешал ему быть таковым, а плохой политик мешал ему быть хорошим военным... Фанфаронство не покрывало в Муравьеве смелость, которая в нем бурлила...»
Антонов-Овсеенко рассказывал, что Муравьев постоянно «сорил деньгами» и «сеял разврат», окружив себя «подозрительными личностями», среди которых выделялась группа его телохранителей, не то бандитов, не то наркоманов. Да и сам Муравьев был морфинистом...
М. Бонч-Бруевич добавил несколько выразительных штрихов к портрету Муравьева. Он писал, что Муравьев всегда был «бледный, с неестественно горящими глазами на истасканном, но все еще красивом лице».
В первых числах января 1918 года ленинское правительство решило начать полномасштабную войну против Украинской народной республики. К этому времени Харьковская и Екатеринославская губернии Украины находились уже в руках большевиков. Общее наступление было назначено на 17 января.
Муравьев становится командующим советскими частями, наступавшими в направлении Полтава — Киев (около трех тысяч штыков). Эти «освободители» грабили государственное и частное имущество и, как вспоминает Антонов-Овсеенко, преступно вели себя, «считая всякого белоручку достойным уничтожения», а Украину — территорией враждебной державы. По Харькову разъезжал броневик, на котором красовался лозунг «Смерть украинцам!» Муравьев [50] считал себя усмирителем «новой Вандеи» и «предателей Отчизны» — «мазепенцев»-украинцев.
Деятели Советской Украины умоляли Ленина и советских военачальников прекратить издевательства над населением, которые чинили в Харькове прибывшие из России войска. Но безрезультатно...
Небезопасно было говорить «на людях» на украинском языке, носить вышыванку... Часто убивали просто обладателей хороших сапог.
Ленинский кабинет, ведя сложную игру «в украинский суверенитет», провозгласил РСФСР нейтральной державой, переложив ответственность за действия войск Муравьева — Антонова-Овсеенко на большевистское правительство Украины, хотя эти войска и не думали подчиняться «украинским товарищам».
Войска УНР не ждали наступления большевиков, не были готовы к обороне. Когда на рассвете 19 января 1918 года «красные» части вошли в Полтаву и заняли вокзал, им не было оказано никакого сопротивления. Захватив юнкерское училище, Муравьев приказал уничтожить всех пленных юнкеров вместе с офицерами (было убито 98 юнкеров и офицеров, которые не успели скрыться).
Из Полтавы Муравьев жаловался в Центр, что местный Совет «попросил меня немедленно оставить город». И было за что... Штаб Муравьева установил в городе режим военной диктатуры, арестовал часть советских деятелей и угрожал им расстрелом за неподчинение. Пребывание Муравьева в Полтаве и его «революционные методы» настолько ужаснули местную советскую власть, что она заявила о своем нейтралитете в войне между «красными» и «жовто-блакытнымы». Чтобы не иметь проблем со строптивой советской властью в Полтаве, Муравьев, разогнал Советы и создал ревком Полтавы, который был лоялен к его диктатуре.
Все сходило Муравьеву с рук. Его продолжали считать главным военным спецом. Именно он разработал план «молниеносной эшелонной войны», которая шла без объявления самой войны и использовала замешательство в стане властей УНР. «Эшелонная» война предполагала быстрое продвижение советских войск в эшелонах по железным дорогам, при полном отсутствии фронта. Отряды «красных» продвигались в направлении Клева, Чернигова, Екатеринослава, [51] Донбасса на поездах, нападая неожиданно на украинские гарнизоны в городах и на станциях.
Этот план сработал, и за пять недель войска УНР были разбиты, а все пути сообщения заняты «красными». Поражению украинских частей способствовал полный паралич власти в УНР, что практически самоустранилась от решения вопросов обороны. Украинские части, не желавшие ни с кем драться и не получившие четких команд из Киева, разоружались или объявляли нейтралитет.
«Эшелонный» характер войны был обусловлен малочисленностью сил противника, скоплением на железных дорогах массы демобилизованных российских солдат, которые, расчищая себе путь следования на Родину, помогали восстаниям большевиков в городах Украины.
После «полтавской победы» отряды Муравьева сражаются под Миргородом и Ромоданом с малочисленными отрядами украинских войск, которыми командует атаман Волох. Тут на помощь «красным» пришли солдаты запасного саперного батальона, ударившие в спину отрядам Волоха.
В январе 1918 года ленинское правительство, почувствовав бессилие Центральной Рады, решает немедленно захватить Киев. Правительство Украины не смогло организовать серьезного сопротивления, надеясь на протесты, уступки, компромиссы и переговоры с Москвой. Ошибкой стала демобилизация украинизированных частей армии, в то время как враг приближался к Киеву.
Муравьев фактически не встретил сильного военного противодействия, продвигаясь к столице республики. Пассивность украинских частей объяснялась тем, что они не получали точных указаний из Центра относительно обороны.
Анархия в системе управления Украины усугубилась 18 января, когда в Киеве на заводе «Арсенал» началось восстание рабочих против Центральной Рады. Войска Муравьева, спешившие на помощь восставшим, уже 27 января вышли к пригородам Киева. Осадив столицу, Муравьев приказал беспрерывно обстреливать город из всех имевшихся у него орудий (было выпущено 15 тысяч снарядов). Огромные разрушения и пожары привели к панике. Система водоснабжения была разрушена, и тушить пожары оказалось нечем. Этот обстрел стоил жизни тысячам киевлян [52] и привел к уничтожению дома Грушевского, где находился уникальный музей украинских древностей. В огне погибли коллекции икон, ковров, первопечатных книг.
Под Киевом армия Муравьева насчитывала уже семь тысяч штыков, 26 пушек, 3 броневика и 2 бронепоезда. Наступление «красных» поддерживали рабочие-повстанцы Киева. В приказе № 9 Муравьев наставлял: «...беспощадно уничтожить в Киеве всех офицеров и юнкеров, гайдамаков, монархистов и всех врагов революции». Если бы этот приказ был выполнен дословно, Киев лишился бы едва ли не половины своего населения!
Начав штурм Киева 4 февраля и не добившись за два дня успеха, даже не сумев форсировать Днепр, Муравьев, отправляет телеграмму «Всем! Всем! Всем!», сообщая о победе и захвате Киева уже 5 февраля. Однако, видя, что операция по овладению Киевом затягивается, Муравьев приказывает подгонять штурмующих сзади шрапнелью: «Не стесняйтесь, пусть артиллерия негодяев и трусов не щадит». И только 9 февраля в рапорте Антонову-Овсеенко Муравьев докладывает, что окончательно захватил Киев, но упустил из города правительство УНР и большую часть украинской армии..
Надо отметить, что Муравьев не проявил особых военных талантов в боях за Киев. Его армия смогла захватить столицу Украины благодаря тому, что имела перевес в силах и получила поддержку восставших рабочих «Арсенала», которые нанесли удар в спину защитникам Киева.
Тогда же Муравьев обращается к Ленину: «Сообщаю, дорогой Владимир Ильич, что порядок в Киеве восстановлен, революционная власть в лице Народного секретариата, прибывшего из Харькова Совета рабочих и крестьянских депутатов и Военно-революционного комитета работает энергично. Разоруженный город приходит понемногу в нормальное состояние, как до бомбардировки... Я приказал частям 7-й армии перерезать путь отступления — остатки Рады пробираются в Австрию. У меня были представители держав Англии, Франции, Чехии, Сербии, которые все заявили мне, как представителю советской власти, полную лояльность...» (Муравьев явно прихвастнул, говоря о своей международной деятельности, тем более что державы Чехия на февраль 1918 года просто не существовало, [53] а Сербия была полностью оккупирована австрийскими войсками).
Муравьев докладывал: «Я приказал артиллерии бить по высотным и богатым дворцам, по церквям и попам... Я сжег большой дом Грушевского, и он на протяжении трех суток пылал ярким пламенем».
Позднее, в Одессе, Муравьев хвастался своими подвигами: «Мы идем огнем и мечом устанавливать Советскую власть. Я занял город, бил по дворцам и церквям... бил, никому не давая пощады! 28 января Дума (Киева) просила перемирия. В ответ я приказал душить их газами. Сотни генералов, а может и тысячи, были безжалостно убиты... Так мы мстили. Мы могли остановить гнев мести, однако мы не делали этого, потому что наш лозунг — быть беспощадными!»
Муравьев первым в гражданской войне использовал отравляющие газы, запрещенные всеми международными соглашениями как изуверское оружие. Газы помогли его армии захватить мосты через Днепр и преодолеть оборонительные укрепления украинских войск на днепровских кручах.
Антонов-Овсеенко позже так охарактеризует Муравьева: «неуравновешенный, амбициозный, больной жестокостью».
Бахвальство Муравьева проявилось и в том, что, разбив под Крутами отряд из 300 юношей-гимназистов, добровольно вставших на защиту УНР, он объявил, что разбил армию «самого Петлюры», хотя к этому времени Петлюра ушел в отставку с поста военного министра УНР...
Захватив Киев, Муравьев на неделю стал его полным хозяином и палачом. На три дня столица Украины была отдана на разграбление. Люди боялись выходить на улицы: там грабили и убивали. «Классовый террор» прошелся косой смерти по украинской интеллигенции, офицерам, буржуазии. По разным подсчетам, только за неделю было уничтожено от двух до трех тысяч киевлян (среди них — около тысячи офицеров и генералов; в числе погибших генералы царской армии и армии УНР Б. Бобровский, А. Разгон, Я. Сафонов, Н. Иванов, Я. Гандзюк).
Советское правительство Украины, переехавшее из Харькова в Киев, с ужасом обнаружило полное разложение армии «красных» и тысячи трупов мирных жителей [54] в парках Киева. Власти потребовали от Москвы немедленного удаления Муравьева из Украины. Киевляне видели в нем «вожака бандитов», не имевшего никакого отношения к Украине. Он везде выступал с лозунгом «белых» «о единой, неделимой России», а украинцев считал австрийскими шпионами и предателями «старшего брата».
Диктатор «Малороссии» (так он называл Украину), после страшных дней киевской «кровавой вакханалии», начал наступление на Житомир, где находилась Центральная Рада. Муравьев очень легкомысленно отнесся к украинским частям, которые он называл «дружинами гимназистов». У наступавших было около 15 тысяч штыков, а украинская армия насчитывала всего около двух тысяч. Но и при таком раскладе сил Муравьев не смог окружить и уничтожить части противника, которые обороняли свое правительство. В середине февраля он распылил свои войска. Они одновременно появились под Житомиром, Бердичевым, Винницей, однако в серьезных боях уже не участвовали.
Антонов-Овсеенко писал по этому поводу, что Муравьев допустил огромный просчет в войне против Центральной Рады. Его войска потенциально могли временно уничтожить украинскую государственность, но диктатор и его воинство собирались не воевать, а карать и реквизировать...
После взятия Киева{2} «революционные солдаты» посчитали, что война выиграна и потребовали демобилизации. Они уже были неуправляемы, и никакие суровые приказы Муравьева не могли заставить их не разбегаться по домам. Так, 2-й гвардейский корпус самодемобилизовался, не оставив советским командирам ни одного бойца. Армия Муравьева оказалась непригодной к ведению дальнейших боевых действий и была расформирована. На 16 февраля в «армии» Муравьева осталось только около трех с половиной тысячи штыков, остальные просто разбежались.
В докладе Ленину Муравьев, считая себя главным красным маршалом, сообщал: «...думаю начать формирование Социалистической армии из рабочих для того, чтобы, при первом зове восставших рабочих Германии, Австрии и других стран, мы могли бы подать руку помощи нашим братьям рабочим. Всеми моими победами на Украине я обязан Красной Гвардии, но не солдатам, которые принесли мне и наркому Антонову массу неприятностей и огорчений». [55]
Муравьев мечтал возглавить поход в Европу, грезил о всемирной революции. Вырвавшись в Европу, он смог бы игнорировать назойливою опеку большевистских вождей. А дальше? Кто знает, может и вовсе сбросить их с помощью «победоносной революционной армии».
14 февраля 1918 года Муравьев был назначен командующим фронтом, действовавшим против наступавших румынских войск в Бессарабии и Приднестровье. Перед ним была поставлена задача не только не допустить румынские войска в Приднестровье и к Одессе, но и захватить всю Молдову, вернуть ее под власть Советской России. Так Москва отреагировала на требования правительства Советской Украины отозвать Муравьева с Украины, предать его революционному суду и больше не назначать командующим на территориях Украины.
Ленин телеграфирует Муравьеву: «Действуйте как можно энергичнее на Румынском фронте». Ленину виделся план разгрома Румынии. Он предлагал объединить силы Муравьева с частями идущей за большевиками 8-й армии, которая должна была наступать на Бессарабию из района Подолья.
За сутки Муравьев привел свою двухтысячную армию из-под Житомира к Днестру, где румынские войска вышли к городу Бендеры. Приехав в Одессу (место дислокации его штаба), Муравьев телеграфирует Ленину: «Положение чрезвычайно серьезное. Войска бывшего фронта дезорганизованы, в действительности фронта нет, остались только штабы, место нахождения которых не выяснено. Надежда только на подкрепления извне. Одесский .пролетариат дезорганизован и политически неграмотный. Не обращая внимания на то, что враг приближается к Одессе, они не думают волноваться. Отношение к делу очень холодное — специфически одесское».
Положение дел Муравьев решает изменить расстрелами и затоплением барж с арестованными офицерами и буржуями. В подобных ситуациях он чувствовал себя полубогом, «хозяином жизни». [56]
Для успешной борьбы с румынами требовались большие деньги, и Муравьев обращается к Одесской городской Думе и местной буржуазии с речью, в которой требует в трехдневный срок предоставить ему 10 миллионов рублей на оборону: «Черноморский флот мною сосредоточен, и я вам говорю, что от ваших дворцов ничего не останется, если вы не придете мне на помощь! — взывал к буржуям Муравьев. — С камнем на шее я утоплю Вас в воде и отдам семьи ваши на растерзание. Я знаю, что в ваших сундуках есть деньги. Я люблю начинать мирно... Дайте немного денег, будете с нами вместе... Я знаю этот город. Деньги есть. К сожалению, во многих городах находятся самозванцы-большевики, которые грабят, но я имею достаточно сил уничтожить их» Свою речь он завершает предложением «положить в Гос. Банк десять миллионов на мое имя».
20 февраля 1918 года войска Муравьева начали наступление против румынских частей, оккупировавших Молдову. Главный удар наносился в районе Бендер. Там был разгромлен румынский полк и захвачено три орудия. Одновременно Муравьев приказывает 8-й армии ударить по румынам в районе Бельцы — Рыбница. За шесть дней боев он разгромил войска противника у Рыбницы и Слободзеи, сорвав попытки румын закрепиться в Приднестровье. Было захвачено 15 орудий и много стрелкового оружия.
Муравьев предложил Москве начать наступление на Кишинев силами своей армии. Информаторы тогда сообщали, что румынская армия «разбросана по некоторым пунктам маленькими отрядами с незначительной артиллерией и их силы в общем ничтожны. Эти отряды держатся крайне пассивно и с их стороны намечаются лишь некоторые, весьма слабые попытки занять некоторые пункты у Днестра, где они могли бы закрепиться». С таким врагом Муравьев и его «армия» еще могли справиться...
Румынский премьер-министр Авереску, на которого произвели впечатление военные успехи Муравьева на Украине, решил пойти на подписание мира на условиях вывода румынских войск из Бессарабии в течение двух месяцев. 5–9 марта 1918 года, после переговоров в Одессе и Яссах, был подписан мирный договор. Однако через несколько дней, после переговоров с представителями Германии [57] и Австро-Венгрии, румынская сторона аннулировала мирный договор с Советской Россией.
Военное положение быстро менялось. 18–19 февраля немецкие, австро-венгерские войска и отряды УНР начали фронтальное наступление против «красных» и к первому марта 1918 года захватили Киев и большую часть Правобережья Украины. 4 марта Муравьев приказывает частям 3-й революционной армии{3} (Одесская армия Лазарева) остановить продвижение австро-германских войск вдоль линии Юго-Западной железной дороги от станции Слободка. На следующий день, после короткого боя у станции Бирзула, части 3-й армии обращаются в бегство, открыв противнику путь на Одессу.
Муравьевское воинство устремляется в Одессу и начинает грабить горожан и громить винные склады. 24 февраля Муравьев объявляет Одессу на военном положении и приказывает уничтожить все винные склады. Он разгоняет городскую Думу, запрещает митинги и собрания, вводит строжайшую цензуру.
1 марта 1918 года в Одессе начался мятеж, сопровождаемый погромом уцелевших винных складов и магазинов. Перестрелки в городе не прекращались до его захвата австро-германскими войсками. 2 марта по приказу Муравьева было арестовано 50 громил и 70 фабрикантов и купцов. Вместо ожидаемых 10 миллионов рублей, Муравьеву преподнесли только два. Тогда он приказал реквизировать все деньги из банков и касс предприятий Одессы. Были изъяты, даже те деньги, которые предназначались для выплат зарплат рабочим.
А в городе в те дни продолжался хаос. Стихийную демонстрацию одесситов Муравьев приказал «умиротворить» пулеметным огнем, а членов городской Думы, которые заявили о том, что берут на себя всю полноту власти, арестовать. Революционные матросы и солдаты за 22 дня диктатуры Муравьева на Юге Украины расстреляли и замучили около 500 одесситов, во время разгона демонстрации погибло еще 12 человек.
9 марта 1918 года Муравьев учредил на подвластной ему территории Украины военно-революционные трибуналы. Через несколько дней после оставления Одессы воинством Муравьева была создана Комиссия УНР по расследованию злодеяний большевиков. Эта комиссия вскрыла массовые [58] захоронения жертв террора, подняла со дна моря десятки трупов замученных и утопленных жертв.
До 12 марта 1918 года Муравьев командует войсками Одесской советской республики{4}, которая не признавала верховной власти Советской Украины. Однако удержать Одессу Муравьев не смог.
11 марта советские войска в панике покинули оборонительные позиции в 10 километрах от города и бежали в Одессу. Муравьев отдает приказ своим частям «отступать в направлении Одесса — Вознесенск, при приближении к Одессе врага открыть огонь всеми пушками по буржуазной и национальной части города и разрушить ее...». Приказ об уничтожении Одессы Муравьев отдает и кораблям Черноморского флота: «...вступить в бой и открыть огонь по городу и его буржуазным кварталам». К счастью, этот приказ моряки не выполнили. В противном же случае тяжелая морская артиллерия могла разрушить жемчужину Юга Украины с ее дворцами и курортами, театрами и памятниками.
12 марта в восемь часов вечера Муравьев начал отводить свое в панике бегущее войско на Николаев. Утром следующего дня в Одессу вошли австро-немецкие войска.
Муравьев заявляет, что не признает Брестского мира с немцами и будет делать все, чтобы его сорвать. Однако через десять дней он оставляет свою «армию» на погибель в степях Украины и едет в Москву, чтобы начать политические баталии в коридорах власти (вспомним: его кумир тоже «забывает» свою армию — в Египте).
@темы:
книги,
статьи,
ссылки