понедельник, 14 ноября 2011
Тяжело то как выбрать только десятку любимых. Пусть будут следующие.
11.
Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.
- К чему это было сказано? - услышал гость внезапно треснувший голос.
- Этого нельзя было понять. Он вообще вел себя странно, как, впрочем, и всегда.
- В чем странность?
- Он все время пытался заглянуть в глаза то одному, то другому из окружающих и все время улыбался какой-то растерянной улыбкой.
- Больше ничего? - спросил хриплый голос.
- Больше ничего.
22.
Не знаю, сумею ли я толком вам объяснить. Я, без сомнения, был предубежден. Тут было нечто вроде инстинктивного недоверия к тем, кто чересчур много страдал. Ведь невольно раздражаешься при виде калек – они оскорбляют тебя своим видом. И думаешь, что люди, которые слишком настрадались, больше не способны… быть твоими союзниками, а ведь в этом то вся суть. Что им уже чужда доверчивость, оптимизм, радость, что их каким то образом безвозвратно испортили. Они обозлены, их несчастьям, конечно, сочувствуешь, но и попрекаешь тем, что они пережили подобное. Немецкие теоретики расизма проповедовали истребление евреев отчасти и во имя этой идеи: евреев слишком много заставляли страдать, а поэтому они не могли стать ничем, кроме врагов рода человеческого. Вот какой была сначала моя реакция, правда не лишенная жалости. Я искренне верил, что единственная связь между этой девушкой и Морелем – затаенная злоба и презрение к людям. Но ведь суть была, – как об этом говорят, а главное, пишут, – в человеческом сострадании, в доверии, доведенном до предела, до еще не исследованных глубин, в бунте против навязанного нам жестокого закона, – вот эту суть мне действительно трудно было постигнуть. И должен сказать, что она нам не помогала, – та девушка Минна. 33.
Состарившимся друзьям у окна казалось, что эта свобода души пришла, что именно в этот вечер будущее расположилось ощутимо внизу на улицах, что сами они вступили в это будущее и отныне в нем находятся. Счастливое, умиленное спокойствие за этот святой город и за всю землю, за доживших до этого вечера участников этой истории и их детей проникало их и охватывало неслышною музыкой счастья, разлившейся далеко кругом. И книжка в их руках как бы знала все это и давала их чувствам поддержку и подтверждение.
44.
Потом она подняла ногу и продолжала:
- Я вышла из дому второпях и чем-то проколола насквозь башмак с подкладкой. У тебя с собой ведь эти, помнишь, башмаки, что я тебе подарила?
Лю вынул. Она взяла башмачок и переобулась. Лю попросил у нее хоть порванный. Она так и покатилась со смеху.
- Ты, знаешь, порядочный шалопай! Где видано, чтобы человек прятал такую обычную вещь, идущую вместе с его собственным одеялом или подушкой? Нет, уж если ты меня любишь, то у меня есть одна вещь, которую я могу тебе подарить.
Она достала зеркало и передала его Лю.
- Если захочешь меня видеть, то ты должен искать меня в книгах. Иначе - нет тебе срока для свидания со мной.
Сказала - и стала невидимой.
55.
...И когда придет час меры в злодействах тому человеку, подыми меня, Боже, из того провала на коне на самую высокую гору, и пусть придет он ко мне, и брошу я его с той горы в самый глубокий провал, и все мертвецы, его деды и прадеды, где бы ни жили при жизни, чтобы все потянулись от разных сторон земли грызть его за те муки, что он наносил им, и вечно бы его грызли, и повеселился бы я, глядя на его муки! А Иуда Петро чтобы не мог подняться с земли, чтобы рвался грызть и себе, но грыз бы самого себя, а кости его росли бы, чем дальше, больше, чтобы чрез то еще сильнее становилась его боль. Та мука для него будет самая страшная: ибо для человека нет большей муки, как хотеть отмстить и не мочь отмстить".
"Страшна казнь, тобою выдуманная, человече! — сказал Бог. — Пусть будет все так, как ты сказал, но и ты сиди вечно там на коне своем, и не будет тебе Царствия Небесного, покамест ты будешь сидеть там на коне своем!" И то все так сбылось, как было сказано: и доныне стоит на Карпате на коне дивный рыцарь, и видит, как в бездонном провале грызут мертвецы мертвеца, и чует, как лежащий под землею мертвец растет, гложет в страшных муках свои кости и страшно трясет всю землю...
66.
Мы утратили всякое чувство близости друг к другу, и когда наш затравленный взгляд останавливается на ком-нибудь из товарищей, мы с трудом узнаем его. Мы бесчувственные мертвецы, которым какой-то фокусник, какой-то злой волшебник вернул способность бегать и убивать.
...Сегодня мы бродили бы по родным местам как заезжие туристы. Над нами тяготеет проклятие - культ фактов. Мы различаем вещи, как торгаши, и понимаем необходимость, как мясники. Мы перестали быть беспечными, мы стали ужасающе равнодушными. Допустим, что мы останемся в живых; но будем ли мы жить?
Мы беспомощны, как покинутые дети, и многоопытны, как старики, мы стали черствыми, и жалкими, и поверхностными, - мне кажется, что нам уже не возродиться.
У меня мерзнут руки, а по коже пробегает озноб, хотя ночь теплая. Холодок чувствуется только от тумана, этого жуткого тумана, который обволакивает лежащих перед нашими окопами мертвецов и высасывает из них последние, притаившиеся где-то внутри остатки жизни. Завтра они станут бледными и зелеными, а их кровь застынет и почернеет.
77.
- Моя пациентка здоровее меня, - сказал врач. - С такой астмой я бы прожил еще сто лет.
Полковник мрачно взглянул на него. Не говоря ни слова, протянул конверт. Но врач не взял.
- Передайте другим, - сказал он тихо.
Полковник положил конверт в карман.
- В один прекрасный день я умру, доктор, и прихвачу вас с собой в ад, - сказала больная, выходя к ним.
В ответ врач лишь молча блеснул своими ослепительными зубами. Потом размашисто пододвинул стул к столу и извлек из чемоданчика несколько рекламных образцов новых лекарств. Женщина, не останавливаясь, прошла на кухню.
- Подождите, я подогрею кофе.
- Нет, спасибо, - сказал врач, не поднимая головы: он выписывал рецепт. - Я не предоставлю вам ни малейшей
возможности отравить меня.
88.
И я осознаю всю глупость собственных надежд: он всегда будет впереди, я всегда буду лишь догонять его. Ибо правила игры все время меняются, или он просто бежит впереди, или вдруг в противоположном направлении, или заявляет, что мы с ним вообще участвуем в разных забегах.
Он бросает мне вызов, а после того как я довожу себя чуть ли не до полусмерти, спокойно сообщает мне о том, как он лазал по деревьям... Нет, он никогда не даст мне возможности!
99.
Но ... оставался на месте, и прямо возле него упало тело, изодранное и разбитое, но еще не мертвое. Немного спустя к раненому вернулось сознание, и он увидел ..., стоявшего возле него на коленях. "Что ты тут делаешь? - сказал он наконец. - Я давно знал, что черт подставит мне ногу.
Теперь он тащит меня в преисподнюю; не хочешь ли ты помешать ему?"
"Клянусь честью, друг, - отвечал ..., - не существует ничего, о чем ты говоришь: нет ни черта, ни преисподней. Твоя душа умрет еще скорее, чем твое тело: не бойся же ничего!"
Человек посмотрел на него с недоверием. "Если ты говоришь правду, - сказал он, - то, теряя жизнь, я ничего не теряю. Я немного больше животного, которого ударами и впроголодь научили плясать".
"Не совсем так, - сказал ..., - ты из опасности сделал себе ремесло, а за это нельзя презирать. Теперь ты гибнешь от своего ремесла; за это я хочу похоронить тебя своими руками".
На эти слова ... умирающий ничего не ответил; он только пошевелил рукою, как бы ища, в благодарность, руки ... .
1010.
Голос его замер в глубокой тишине. Ответа не было. Злой демон снова проснулся в ...:
- Г-громче зовите! Может быть, он спит.
... выпрямился, будто его ударили. Минуту он глядел прямо перед собой. Потом опустился на край койки, закрыл лицо руками и зарыдал. ... вздрогнул всем телом, поняв, что значат эти слезы.
Холодный пот выступил у него на лбу.
Он натянул на голову одеяло, чтобы не слышать этих рыданий. Разве не довольно того, что ему придется умереть - ему, полному сил и жизни!
Но рыданий нельзя было заглушить. Они раздавались у него в ушах, проникали в мозг, в кровь.
... плакал, и слезы струились у него сквозь пальцы. Наконец он умолк и, словно ребенок, вытер глаза платком. Платок упал на пол.
- Слова излишни, - сказал он. - Ты понял меня?
- Да, понял, - бесстрастно проговорил ... . - Это не ваша вина. Ваш бог голоден, и его надо накормить.
... повернулся к нему. И наступившее молчание было страшнее молчания могилы, которую должны были вскоре выкопать для одного из них.
Молча глядели они друг на друга, словно влюбленные, которых разлучили насильно и которым не переступить поставленной между ними преграды.
... первый опустил глаза. Он поник всем телом, пряча лицо, и ... понял, что это значит: "Уходи". Он повернулся и вышел из камеры.
Минута, и ... вскочил с койки:
- Я не вынесу этого! Padre, вернитесь! Вернитесь!
Дверь захлопнулась. Долгим взглядом обвел он стены камеры, зная, что все кончено. Галилеянин победил.
UPD: А можно я один раз обнаглею и осалю читателей. Я бы хотела увидеть список любимых книг
Amanda Mendes,
Arme,
Clisson,
Darian Kern Rannasy,
Klod,
mart,
porzellan_maria,
skunsa,
zhermen,
Лоссэ,
Маг и Чародей,
Мамадрекья,
~Алиция~Безусловно, по желанию ))
@темы:
книги
-
-
14.11.2011 в 23:52мне кажется, я догадываюсь, кто это.)))
-
-
15.11.2011 в 00:00-
-
15.11.2011 в 00:08-
-
15.11.2011 в 00:39Сделаю, если, конечно, смогу эту самую десятку для себя определить...)))
-
-
15.11.2011 в 00:45Буду ждать ))
-
-
15.11.2011 в 01:14Во, точно! У меня название было переведено "Порою нестерпимо хочется". Но я всё время сбивался на фильм - очень уж эта "блажь" меня зацепила.
Вообще люблю Кизи.
-
-
15.11.2011 в 03:15-
-
15.11.2011 в 04:59Ремарк: "На Западном Фронте без перемен", "Три товарища", "Черный обелиск"
Герман Гессе: "Степной волк", " Сиддхартха"
Юкио Мисима: "Золотой храм", "Исповедь маски"
Стендаль "Красное и черное"
Фридрих Дюрренматт "Судья и его палач", "Правосудие", "Визит старой дамы"
Питер Хег "Смилла и ее чувство снега"
Умберто Эко "Имя розы", "Маятник Фуко", "Эволюция средневековой эстетики", "Пять эссе на темы этики"
Борхес - ну, тут почти все=)
Милорад Павич: "Внутренняя сторона ветра", "Хазарский словарь"
Нил Гейман "Американские боги", "Задверье"
Анджей Сапковский: трилогия о Рейневане
Стругацкие: "Хромая судьба", "Хищные вещи века", "Град обреченный"
З українського:
Ірина Вільде "Сестри Річинські"
Ярослав Грицак "Нариси Історії України: Формування модерної української нації XIX-XX ст."
Павло Загребельний "Роксолана"
Микола Хвильовий "Я (Романтика") "Повість про санаторійну зону", "Вальдшнепи", літературна критика
Валеріан Підмогильний "Місто", "Невеличка драма"
Володимир Дрозд "Вовкулака"
Поезія: Микола Зеров, Володимир Свідзинський, Ігор Римарук, Кость Москалець, ранній Тичина, Богдан-Ігор Антонич, Микола Вінграновський, Василь Стус, Ліна Костенко
-
-
15.11.2011 в 05:23-
-
15.11.2011 в 05:27И как-то я умудрилась забыть про "Жизнь двенадцати цезарей".
-
-
15.11.2011 в 05:47Нужно Мисиму почитать, уже дважды его указали.
І за українців окремо дякую! Загребельний та Хвильовий знайомі ще зі школи )
Тичину (лірику) теж люблю. І звичайно Стуса і Костенко.
Та ще ж Андрій Малишко і Григорій Квітка-Основ’яненко )
-
-
15.11.2011 в 11:30-
-
15.11.2011 в 15:25Я ще Нечуя-Левицького люблю, бо там така енциклопедія народного життя=)
-
-
15.11.2011 в 15:57-
-
15.11.2011 в 16:07